<ИЗ ПИСЕМ К РОДНЫМ>
1823
25 февраля. <...> Третьего дня прибыла сюда Воейкова; с ней и Жуковский. Я необходимо должен познакомиться с обоими. Вот тебе описание первой: представь себе женщину... нет, лучше не представляй ничего - я Воейкову видел мало, вскользь, говорил с нею мало1 - и потому прошу подождать до следующей почты; завтра, нет - лучше сегодня, иду к ней, где познакомлюсь и с Жуковским. Ты узнаешь много нового по многим частям моих писем, которые сделаются для тебя гораздо интереснее: я уже горжусь их будущим содержанием и наперед торжественно объявляю себя твоим победителем - разумеется, только в предметах для писем. <...>
5 марта. <...> Я очень хорошо познакомился с Жуковским (о Воейковой буду писать в следующем письме); он меня принял с отверстыми объятиями (в обоих смыслах), полюбил, как родного; хвалил за то, что я не вступил в университет в начале текущего года, ибо (по словам его, а я им верю) чем дольше пробуду в Дерпте, тем больше и проч. Он мне советует, даже требует, чтоб я учился по-гречески; говорит, что он сам теперь раскаивается, что не выучился, как мы, и что это обстоятельство очень сильно действовало на его стихотворения. <...>
Жуковский очень прост в обхождении, в разговоре, в одежде, так что, кланяясь с ним, говоря с ним, смотря на него, никак не можно предположить то, что мы читаем в его произведениях. Заметь: он советовал мне (то же, что ты, - каково?) не верить похвалам, доколе мое образование не докажет мне, что они справедливы. <...>
Жуковский советовал мне никогда не описывать того, чего не чувствую или не чувствовал: он почитает это главным недостатком новейших наших поэтов; итак, я хорошо делал, что не следовал твоему предложению стихотворствовать о любви. Впрочем, может быть, скоро буду писать стихи, вдохновенные этой поэзией жизни, но уверяю тебя, что тогда не изменю предыдущему замечанию Жуковского. Он завтра или послезавтра едет в Петербург; Воейкова остается здесь месяца на два или на три - вот мне содержание для писем, и хвала за то Провидению, ибо это не будет общим местом. <...>
11 марта. <...> столько даже и для тебя, ей незнакомого, занимательный предмет. <...> Иду обедать к Парроту: ему рекомендовал меня Жуковский2. <...>
21 марта. <...> здесь случилось происшествие, неприятное почти целому городу: умерла от родов сестра Воейковой, жена профессора Мойера. Признаюсь с горестию, что я был в тот день не в состоянии ничего написать, кроме бессмыслицы; она была женщина чрезвычайно хорошо образованная и совершенно счастливая; все, кто ее знал, любили, уважали ее, - и вдруг и проч.; остались маленькие дети, отчаянный муж, мать и сестра. Не правда ли, что этакие случаи заставляют думать об том, что почти всегда нами забыто? Я пишу стихи на ее смерть3 но, может быть, одни вы будете их видеть и читать: причину этому найдете в их точке зрения. Верно, Жуковский сюда опять приедет. <...>
<...> Сюда опять приехал Жуковский; не знаю, надолго ли? я еще не видал его. Смерть сестры Воейковой совершенно расстроила здесь многое, многих и, может быть... нет, лучше угадай. Точно жаль, что рок слеп и что он беспрестанно доказывает это. Вот что было хотел я написать на смерть этой особы, которой я никогда не забуду, потому что в первый раз видел в женщине столько доброты, познаний - вообще великолепную совокупность. <...>
4 апреля. <...> В доме и душе той особы, об которой уже было писано, водворилась глубокая печаль, и даже моя коммуникация поредела вследствие первой.
Жуковский здесь, тоже чрезвычайно тоскует: он, как говорят некоторые критики, был влюблен в покойницу и, верно, напишет стихи на смерть ее4<...>
10 апреля. <...> Вчера я был у Жуковского; он необыкновенно печален вследствие смерти г-жи Мойер, проживет здесь еще с месяц: итак, я надеюсь иногда проводить это время довольно приятно; он со мной обходится очень дружественно, и я даже не знаю, чем заслужил такую его благосклонность. <...>
2 мая. <...> Жуковский скоро отсюда едет (он говорит, что издает свое путешествие по Швейцарии5<...>
6 мая. <...> Круг моего знакомства значительно суживается: Жуковский завтра едет, Илличевский тоже завтра отправится в чужестранию. Один Княжевич пробудет здесь еще довольно для разделения моих литературных планов и восторгов. <...>
1824
6 апреля. <...> Вчера читал я перевод Жуковским "Орлеанской девы"; это важный и редкий подарок нашей бедной литературе: стихи Жуковского и смыслом и звучностию, возможно, близки к Шиллеровым и служат новым, хотя уже не нужным доказательством, что первый мог бы и сам произвести что-нибудь оригинальное и классическое на том поле, куда он так хорошо пересаживает красоты чужие. Советую тебе, Александр, купить для Параши6 "Орлеанской девы" можно иметь и прочие части тому, кто не может из подлинников почувствовать всю красоту поэзии Шиллеровой - сильной и возвышенной! Мне Жуковский досадил в этом переводе только тем, что употребляет некоторые иностранные слова - и притом все такие, которым в нашем языке есть совершенно равносильные: напр., армия, партия, нация, марш; хотя они нисколько не мешают верности перевода, но что в них, когда есть свои и благозвучнейшие: воинство, сторона, народ, ход? В этом же издании находятся и все в прежних не бывшие его переводы и сочинения, рассеянные по журналам, и сверх того перевод целой второй книги "Энеиды" (этого я еще не читал). Дай Бог, чтоб он ее всю перевел! Это труд, достойный его дарований и даже бессмертия в какой бы то ни было словесности: ибо Жуковский, верно, переведет хорошо. <...>
12 апреля. <...> Жуковский подарил мне новое издание своих стихотворений: я очень рад: это доказывает нечто для меня нехудое и сохраняет в моем кармане тридцать рублей денег. <...>
11 мая. Вчера приехал сюда Жуковский и с ним Батюшков: последний будет здесь лечиться. <...>
<...> Здесь теперь Жуковский, он завтра едет в Петерб<ург>. Батюшков же отправляется в Германию, в Зонненштейн, где какой-то известный лекарь имеет целый пансион сумасшедших и их вылечивает. Здешние медики отказались от него7. <...>
Комментарии
Николай Михайлович Языков (1803--1846) - поэт. Необычайно плодотворными в творческой биографии Языкова были годы его учебы в Дерптском университете (1822--1829). Большую роль в его поэтическом развитии сыграла А. А. Воейкова, которая поистине стала его музой. В доме сестры А. А. Воейковой - М. А. Мойер Языков познакомился с Жуковским. Это знакомство определило направление поэзии молодого Языкова. Он отводит ему вместе с Карамзиным роль главы литературы (Языковский архив. СПб., 1913. Вып. 1. С. 250), встречи с ним считает событием. В свою очередь и Жуковский рано разглядел в Языкове талант. Уже в "Обзоре русской литературы за 1823 год" он так характеризует его: "Языков - молодой студент Дерптского университета, имеет слог поэтический; он еще не написал ничего важного, но во всем, что написал, видно дарование истинное, настоящее; он чувствует свое дарование и хочет воспользоваться своей молодостью, чтобы образовать познаниями дар природы" с. 312). В "Конспекте по истории русской литературы" (1826--1827) он ставит Языкова в ряд писателей, которые "подают надежды" (там же, с. 326). Жуковский не забывает своего поэтического крестника и позднее. В "Дневнике" (запись от 7 ноября 1831 г.) от отмечает на вечере в доме А. П. Елагиной "чтение Языкова" (Дневники, с. 217). Этот интерес активизируется в период сближения Языкова с людьми, близкими Жуковскому: братьями Киреевскими и домом А. П. Елагиной. Языков связывается в сознании Жуковского с памятью о Дерпте, сестрах Протасовых. Узнав о его смерти, Жуковский в письме к Н. В. Гоголю от 10 февраля 1847 г. создает своеобразный реквием по Языкову: "Языкова нет на свете. Кто бы мог подумать!.. Жаль, что этот гармонический голос для нас замолчал, что это знакомое нам существо, живое, доброе, милое, теперь заперто в тесной могиле и навсегда пропало из глаз наших" (Изд. Семенко,
Залогом творческих и дружеских связей двух поэтов стали находящиеся в библиотеке Жуковского сборники "Стихотворений Н. Языкова" изд. 1833 и 1844 гг. с дарственными надписями автора (Описание, No 2569--2570).
Другим важным свидетельством этого стали письма Языкова к родным, прежде всего к брату Александру Михайловичу, относящиеся к дерптскому периоду. Эти письма - своеобразный дневник-хроника студенческой жизни поэта - существеннейший источник для понимания драматической страницы биографии В. А. Жуковского. Во многом не осведомленный, очевидец этих событий, H. M. Языков сумел воссоздать тяжелое состояние поэта, его поведение до и после смерти Маши Протасовой (М. А. Мойер).
<ИЗ ПИСЕМ К РОДНЫМ>
(Стр. 178)
Письма H. M. Языкова к родным за дерптский период его жизни (1822--1829) / Под ред. и с объяснит. примеч. Е. В. Петухова. СПб., 1913. С. 54--55.
1 Языков еще в петербургский период познакомился с мужем А. А. Воейковой, издателем "Русского инвалида", А. Ф. Воейковым. Видимо, на литературных вечерах в его доме в 1822 г. он увидел его жену, которая стала подлинным ценителем и критиком его стихов. Увлечение ею нашло отражение в большинстве элегий 1820-х годов.
2 "К. К. Зейдлиц".
3 Эти стихи были написаны Языковым и посланы родным (см.: Письма H. M. Языкова к родным... С. 61--62).
4 Жуковский... напишет стихи на смерть ее. -- См. примеч. 18 к воспоминаниям К. К. Зейдлица в наст. изд.
5 Отрывки из "Путешествия по Саксонской Швейцарии" были опубликованы Жуковским в различных изданиях в 1824--1827 гг. (см. примеч. 35 к воспоминаниям Зейдлица).
6 -- сестра Языкова, Прасковьи Михайловны Языковой, в замужестве Бестужева.
7 Эти события Жуковский так излагает в письме к А. П. Зонтаг из Дерпта от июня 1824 г.: "Возил сумасшедшего Батюшкова, чтобы отдать его в Дерпт на руки докторам. Но в Дерпте это не удалось, и я отправил его оттуда в Дрезден, в зонненштейнскую больницу: уже получил оттуда письмо, он, слава Богу, на месте. Но будет ли спасен его рассудок? Это уже дело Провидения" (УС, с. 40--41).