ИЗ ПИСЕМ
A. А. Краевскому. 16 июля 1837 г. Воронеж
Седьмого июля был у нас, в Воронеже, дорогой гость, великий князь, и с ним Василий Андреевич Жуковский1. Я был у него, он меня не забыл. Ах, любезный Андрей Александрович, как он меня принял и обласкал, что я не нахожу слов всего вам пересказать. Много, много, много, - и все хорошо, прекрасно! Едва ли ангел имеет столько доброты в душе, сколько Василий Андреевич. Он меня удивил до безумия. Я до сих пор думаю, что это все было со мной во сне, да иначе и думать невозможно. Жаль, что не могу всего рассказать вам подробно; словом, чудеса... Дай Бог ему доброго здоровья. Я благоговел перед ним. Приезд Василия Андреевича в Воронеж много меня осчастливил. Не только кой-какие купцы, и даже батенька не верил кой-чему, теперь уверились. И ничего, слава Богу! Много бы, много вам об этом надобно поговорить, да не могу; душа чувствует, да высказать не может. Словом, мне теперь жить и с горем стало теплей дюже. <...>
B. А. Жуковскому. 2 мая 1838 г. Москва
<...> Бывало, в тесной моей комнатке поздно вечером сидел один и вел беседу с вами, Пушкиным, князем Вяземским и Дельвигом2. Как хорошо тогда мне было! Какою полной жизнью жила моя душа в беспредельном мире красоты и чувства! На легких крылах вашей фантазии куда не уносился я мечтою! Где не был я тогда! Бывало, скоро свет, а я сижу да думаю, не сводя глаз с портретов ваших: как хороши эти люди, Боже мой! как хороши! Где же живут они? Небось в Москве да Питере? Где это Москва да Питер? Ох, если б мне удалось побыть в них! Уж как-нибудь, а посмотрел бы я из них хоть на одного. Пришло время, был я на Москве и на Питере, видел всех милых мне людей издавна, был у вас, благоговел пред вашею святынею. <...>
В. Ф. Одоевскому. 15 февраля 1839 г. Воронеж
<...> Кроме минуты священного унынья, если были когда-нибудь в моей жизни прекрасные минуты, которые навсегда остались памятными мне, то все они даны мне вами, князем Вяземским и Жуковским: вы могучею рукою разогнали грозную тучу, вы из непроходимого леса моих горьких обстоятельств взяли меня, поставили на путь и повели по нем. <...>
В. А. Жуковскому. 1 декабря 1839 г. Воронеж
Ваше превосходительство, милый и любезный наш поэт Василий Андреевич! Дело, в котором вы по доброте души вашей приняли живое участие, наконец, слава Богу, получило решительный конец; иск свалился с плеч моих долой; большая беда прошла, и моя свобода, и свобода отца моего еще у нас. Как тяготило, мучило меня и все семейство и старика отца это проклятое дело!3 Семь лет и день и ночь - история одна, и, если бы не вы, что бы с нами было? И все значенье цифры смяло б до нуля. Бывши мальчиком еще, уча наизусть ваши творения, душой сживаясь с ними, по ним любя всех вас, думал ли я в ту пору, что придет время: увижу вас, обласкан буду вами, и как обласкан! и что милый поэт России примет меня под свое покровительство, что в мутную пору матерьяльных обстоятельств примет меня под свою защиту и отведет от беззащитной головы страшную тучу, выведет из мрака моего забвения, укрепит доброе имя, даст другое мнение, лицо и жизнь: думал ли я когда-нибудь? Даже до этих пор, часто в сладком воспоминании воскрешая прожитое время в Петербурге, ваши ласки, внимание, покровительство, ваше посещение Воронежа, оживляя вас самих у себя дома, в своем городе, - думаешь и сам не знаешь, что это было: сон или быль? волшебная сказка или святая истина? Выше всех понятий возвысили вы меня, и что же я, - чем заплатил вам за все это и чем заплачу за все, что сделано вами для меня? Ничем, - ровнехонько ничем... Тяжело быть должным - и не иметь никакой возможности заплатить долга; одной же искренней душевной благодарности, горячего чувства весьма недостаточно, мало, чтоб уничтожить всю силу моих желаний. Надеяться на будущее? Но что же будущее мне даст? Кругом туман и тьма; какой, откуда луч засветит мне? Возможно ли для самой мочной воли олицетворить себя до невозможности? Есть чудеса и будут, но для меня они уж исключенье: ужасное сознанье робкой думы: "будь то, что будет!" До тех пор примите вновь от меня за сделанное добро одну искреннюю, чистую, горячую благодарность от моей души. Больше ее я ничего не могу вам ни сделать, ни сказать; нет жизни у меня для вас, кроме этой жизни... Чувствую, что лучше бы было мне приехать нарочно в Питер и благодарить вас лично, но этого я не могу сделать теперь. <...>
Чтобы не наскучить вам многим, посылаю одну пьеску4 и тяжело, а вы соединили их <...> Поэтому каждый час вам, кроме моих безделок, необходимо дорог для дел великих и святых...
Вновь за принятое покровительство в моем деле приношу вам благодарность, - не ту благодарность, которая холодно выговаривается в холодной букве, но ту благодарность, которая долго и глубоко живет в теплой груди сознательного человека; которая меньше выговаривается, но в тысячу раз больше чувствуется на каждом шагу нашей жизни.
В. Г. Белинскому. 27 генваря 1841 г. Москва
<...> 5; говорил мне, что он слышал, что я немного знаю философию, жалеет об этом; советует бросить все к черту. "Философия - жизнь, а немцы - дураки" - и проч.6 <...>
В. Ф. Одоевскому. 22 марта 1841 г. Воронеж
<...> Наскучил я вам своими просьбами или нет, угодно ли вам быть моим покровителем или не угодно, - не знаю сам. Имея нужды, лезу с ними к вам, прошу вас. Да и кого ж мне больше просить о них? У меня, кроме вас, князя Вяземского и Василия Андреевича Жуковского, никого нету, кому бы мог передать их так, как вам. Кто, кроме вас, был и будет ко мне так снисходителен, как вы? Не один месяц, а годы, - целые годы подтвердили эту истину. Каковы вы были ко мне в первый, точно таковы же остались и в последний раз: хороши, ласковы и добры. Василий Андреевич Жуковский, бывши у нас в Воронеже, просил обо мне нашего губернатора Лодыгина; по его просьбе Лодыгин был ко мне всегда хорош, делал мне много добра. Кой-какие люди, Бог знает из чего, на всяком шагу делали мне неприятности; но под защитою Лодыгина наконец делать их мне перестали, и все у нас с ними пошло мирно и покойно. <...>
Комментарии
Алексей Васильевич Кольцов (1809--1842) - поэт, сын воронежского мещанина, торговца скотом. Его знакомство с Жуковским относится к январю 1836 г., когда Кольцов приехал в Петербург хлопотать "по тяжебному делу о землях и пастбищах". Благодаря помощи Жуковского и В. Ф. Одоевского дело было выиграно. Тогда же на "субботах" у Жуковского Кольцов получил его благословение и познакомился с петербургскими литераторами, в том числе с Пушкиным. "Памятником этих вечеров, - вспоминал позднее А. А. Краевский, - осталась картина, изображающая большую часть посетителей, между которыми изображен и Кольцов" (ЛН. М., 1952. Т. 58. С. 126). По воспоминаниям того же Краевского, Жуковский "пришел в восторг" от "Думы" Кольцова, а "Пушкин и Жуковский говорят, что ничего не читали выше его стихотворений" (там же, с. 124--125). И позднее Жуковский постоянно помогает Кольцову в его судебных тяжбах и на поэтическом поприще, что нашло отражение в письмах. Кольцов посвятил Жуковскому стих. "Великое слово" (Совр.
Апогеем отношений двух поэтов и помощи Кольцову стало посещение Жуковским Воронежа во время путешествия с наследником по России в июле 1837 г. В сознании современников - друзей Кольцова это событие было переломным (см. воспоминания В. Г. Белинского, А. В. Станкевича, А. М. Юдина в кн.: Современники С Кольцове. Воронеж, 1959. С. 48, 83, 93). Память об этом событии сохранил до конца жизни и сам Кольцов. Незадолго до смерти, 27 февраля 1842 г., он писал В. П. Боткину: "И как был Жуковский, он дал мне большой вес..."
Кольцов не оставил специальных мемуаров о Жуковском, но в его письмах "в сладком воспоминании" воскрешаются встречи с поэтом, рождаются живые образы, картины, дополняющие представление о доброте, щедрости первого русского романтика. Эти письма - важная страница в книге воспоминаний о Жуковском.
ИЗ ПИСЕМ
(Стр. 288)
Соч. М., 1984. С. 202--203, 220--222, 237, 252--254, 300, 313.
1 О пребывании в Воронеже и встречах с Кольцовым в 1837 г. Жуковский писал: "6 июля. Пребывание в Воронеже. В 5 часов с Кольцовым. Рисовал... В гимназии...; 7 июля. Переезд из Воронежа в Елец. Кольцов у меня..." (Дневники, с. 337--338).
2 "субботы" Жуковского в 1836 г., где он встречался с Пушкиным, Вяземским (ЛН, т. 58, с. 126). Что касается Дельвига, умершего в 1831 г., то видеть его Кольцов вряд ли мог.
3 Подробности этого дела Кольцов излагает в письме к А. А. Краевскому от ноября 1839 г. Оно касалось отца поэта, имевшего "много дурных дел судопроизводных". Жуковский и Вяземский приняли активное участие в урегулировании этого дела.
4 ... посылаю одну пьеску... -- Речь идет о приложенном к письму стихотворении "Лес" ("О чем шумит сосновый лес?.."), напечатанном в ОЗ
5 В неопубликованных дневниках Жуковского за 1841 г. в записях от 23 и 29 января сообщается о визитах Кольцова, причем во втором случае об этом говорится так: "Утром у меня Кольцов, который стал что-то развязан" (ЦГАЛИ. Ф. 198. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 81 об. - 82).
6 "Я не враг метафизики. Знаю цену высоких занятий ума. Но не хочу, чтобы ум жил в облаках..." (УС, "Нам еще не по росту глубокомысленная философия немцев, нам нужна простая, мужественная, практическая нравственная философия, не сухая, матерьяльная, но основанная на высоком, однако ясная и удобная для применения к деятельной жизни" (Татевский сборник. М., 1899. С. 72).