• Приглашаем посетить наш сайт
    Тютчев (tutchev.lit-info.ru)
  • К Воейкову ("О Воейков! Видно, нам...")

    К ВОЕЙКОВУ


    О Воейков! Видно, нам
    Помышлять об исправленье!
    Если должно верить снам,
    Скоро Пиндо-преставленье,
    Скоро должно наступить!
    Скоро, предлетящим громом,
    Аполлон придет судить
    По стихам, а не по томам!

    Нам известно с древних лет,
    Сны, чудовищей явленья
    Грозно-пламенных комет
    Предвещали измененья
    В муравейнике земном!
    И всегда бывали правы
    Сны в пророчестве своем.
    В мире Феба те ж уставы!

    Тьма страшилищ меж стихов,
    Тьма чудес... дрожу от страху!
    Зрел обверткой пирогов

    Зрел, как некий Асмодей
    Мазал, вид приняв лакея,
    Грозной кистию своей
    На заклейку окон Грея.

    Зрел недавно, как Пиндар,
    В воду огнь свой обративши,
    Затушил в Москве пожар,
    Всю дожечь ее грозивший.
    Зрел, как Сафу бил голик,
    Как Расин кряхтел под тестом,
    Зрел окутанный парик
    И Электрой и Орестом.

    Зрел в ночи, как в высоте
    Кто-то, грозный и унылый,
    Избоченясь, на коте
    Ехал рысью; в шуйце вилы,
    А в деснице грозный Ик;
    По-славянски кот мяукал,
    А внимающий старик
    В такт с усмешкой Иком тукал.


    Прокатился метеором;
    Вдруг отверзтый вижу храм,
    И к нему идут собором
    Феб и музы... Что ж? О страх!
    Феб — в ужасных рукавицах,

    В русской шапке и котах;
    Кички на его сестрицах!

    Старика ввели во храм,
    При печальных Смехов ликах
    В стихарях амуры там
    И хариты в черевиках!
    На престоле золотом
    Старина сидит богиня;
    Одесную Вкус с бельмом,
    Простофиля и разиня.

    И как будто близ жены,
    Поручив кота Эроту,
    Сел старик близ Старины,
    Силясь скрыть свою перхоту.

    Феб ударил с важным тоном,
    И пустились голубца
    Мельпомена с Купидоном.

    Важно бил каданс старик
    И подмигивал старушке;
    И его державный Ик
    Перед ним лежал в кадушке.
    Тут к престолу подошли
    Стихотворцы для присяги;
    Те под мышками несли
    Расписные с квасом фляги;

    Тот тащил кису морщин,
    Тот прабабушкину мушку,
    Тот старинных слов кувшин,
    Тот кавык и юсов кружку,
    Тот перину из бород,
    Древле бритых в Петрограде;

    Басен Дмитрева в окладе.

    Все, воззрев на Старину,
    Персты вверх и, ставши рядом:
    «Брань и смерть Карамзину! —
    Грянули, сверкая взглядом. —

    Зубы грешнику порвем,
    Осрамим хребет строптивый!
    Зад во утро избием,
    Нам обиды сотворивый!»

    Вздрогнул я. Призра́к исчез...
    Что ж все это предвещает?
    Ах, мой друг, то глас небес!
    Полно медлить... наступает
    Аполлонов страшный суд,
    Дни последние Парнаса!
    Нас богини мщенья ждут!
    Полно мучить нам Пегаса!

    Не покаяться ли нам
    В прегрешеньях потаенных?
    Если верить старикам,

    Неописанные, друг!
    Поспешим же покаяньем,
    Чтоб и нам за рифмы — крюк
    Не был в аде воздаяньем.

    Мук там бездна!.. Вот Хлыстов
    Меж огромными ушами,
    Как Тантал среди плодов,
    С непрочтенными стихами.
    Хочет их читать ушам,
    Но лишь губы шевельнутся,
    Чтобы дать простор стихам, —
    Уши разом все свернутся!

    Вот, на плечи стих нагрузив,
    На гору его волочит
    Пустопузов, как Сизиф;
    Бьется, силится, хлопочет,
    На верху горы вдовец —
    Здравый смысл — торчит маяком;
    Вот уж близко! вот конец!
    Вот дополз — и книзу раком!..


    Убирает лоб в морщины

    И хитоном свой тулуп
    В угожденье Прозерпины
    Величает невпопад;
    Но хвастливость не у места:
    Всех смешит его наряд,
    Даже фурий и Ореста!

    Полон треску и огня
    И на смысл весьма убогий,
    Вот на чахлого коня
    Лезет Фирс коротконогий.
    Лишь уселся, конь распух.
    Ножки вверх — нет сил держаться;
    Конь галопом; рыцарь — бух!
    Снова лезет, чтоб сорваться!..

    Ах! покаемся, мой друг!
    Исповедь — пол-исправленья!
    Мы достойны этих мук!
    Я за ведьм, за привиденья,

    Ты ж за то, что в переводе
    Очутился из Садов
    Под капустой в огороде!..




    Примечания

    К Воейкову («О Воейков! Видно, нам...»). Написано 21 декабря 1814 г. Напечатано впервые в журнале «Современник», 1856, т. LX, № 11, в «Библиографических записках» М. Н. Лонгинова, где были раскрыты подлинные фамилии осмеиваемых лиц — членов «Беседы любителей русского слова».

    Зрел обверткой пирогов Я недавно Андромаху. — Намек на перевод гр. Хвостова трагедии Ж. Расина (1639—1699) «Андромаха».

    ...на заклейку окон Грея. Зрел недавно, как Пиндар... Зрел, как Сафу бил голик... — Намек на переводы произведений этих поэтов, сделанные ярым врагом карамзинистов, сенатором П. И. Голенищевым-Кутузовым.

    ...и Электрой и Орестом — намек на трагедию бездарного поэта А. Н. Грузинцева «Электра и Орест», на которую Жуковский написал рецензию в «Вестнике Европы», 1811, № 22.

    Внимающий старик — А. С. Шишков.

    Голубец — народная пляска.

    И подмигивал старушке... — Старушка — А. П. Бунина.

    Басен Дмитрева в окладе. — Поэт-карамзинист И. И. Дмитриев (1760—1837), лишь по положению высокопоставленного лица (до 1814 г. он был министром юстиции и членом государственного совета) состоял членом «Беседы».

    Хлыстов —

    Пустопузов —

    Груздочкин-траголюб — А. Н. Грузинцев.

    Фирс Коротконогий — Ф. П. Львов, член «Беседы».

    Имеется в виду перевод А. Ф. Воейкова поэмы «Сады» французского поэта Жака Делили (1738—1813), произведения которого были широко известны в России в начале XIX века.

    Раздел сайта: