Орлеанская дева. Действие 2.

Здесь можем мы, под этими скалами,
Разбить шатры; здесь место безопасно;
Сюда сберем скорее беглецов,
Расстроенных внезапностью и страхом.
По высотам расставить стражу; правда,
Преследовать не будут ночью нас;
Хотя б они имели крылья — нам
Нельзя теперь бояться нападенья;
Но все нужна предосторожность; враг
Успехом ободрен, а мы разбиты.

Возможно ли постигнуть, чтоб француз
Торжествовал и нас бегущих видел...
О Орлеан! могила нашей славы,
Честь Англии погибла пред тобой!
Постыдное, презрительное бегство!
Поверят ли грядущие лета,
Чтоб женщиной был прогнан победитель
При Пуатье, Креки и Азинкуре?

Утешимся, не силой человека
Разбиты мы, но силой чародейства.

Нет, силой нашего безумства... Герцог,
Ужель и ты испуган привиденьем?
Но суеверие, не оправданье
Для робких; первый ты бежал с твоими.

Но кто же устоял? Все побежало.

Не вы ли в лагерь к нам вломились с воплем:
«Пропали! ад за Францию воюет!»
И не тогда ль смятенье стало общим?

Вы первые бежали, это правда.

На первых нас ударил неприятель.

Он угадал, что вы не устоите,
Что робкие и храбрых увлекут.

Как?.. Я ль один виною пораженья?

Свидетель бог, без вас бы Орлеана
Не потерять нам...

Так! но потому,
Что вы без нас его б и не видали.
Кто вам открыл во Францию дорогу?

При выходе на брег враждебно-чуждый?

Кем Генрих ваш в Париже коронован?
Кто покорил ему сердца французов?..
Не будь моя могущая рука
Вожатый ваш — вы дыма б не видали,
Встающего вдали с французской кровли.

Так, будь в словах напыщенных победа —
Ты был бы здесь один завоеватель.

Раздражены утратой Орлеана,
Хотите вы всю желчь напрасной злобы
На верного союзника пролить.
Но кто ж у вас похитил Орлеан?
Не вы ли? Он готов был покориться —
Кто помешал?.. Корысть и зависть ваша.

Не для тебя его мы осаждали.

Все то ж, что в день победы Азинкурской,
Когда с тобой и с Францией одни
Мы сладили.

Но цену дорогую
За мой союз регент ваш заплатил.

Он стоит нам теперь еще дороже:
Он чести нас лишил пред Орлеаном.

Молчи, Тальбот, иль будешь сожалеть!
За тем ли я отечества отрекся
И на себя навлек позор измены,
Чтобы сносить ругательства пришельцев?

Зачем я здесь? За что сражаюсь с Карлом?
Когда служить неблагодарным должно —
Верней служить родному королю.

Уже вступил... поверь, что от измены
Себя мы защитим.

Великий боже,
Что слышать мне досталось?.. Шатильон,
Собрать полки! сейчас отступим...

С богом.
Британия всегда торжествовала,
Когда ее надежный меч один
Разил, не ждав союзников неверных.
Всяк за себя сражайся; кровь француза
С британскою не породнится кровью.

Возможно ли? Что слышу, полководцы?
Какой враждебный дух вас обуял?

Постыдную накличете погибель.
В согласии теперь спасенье наше...
Останови полки свои, Филипп;
А ты, Тальбот достойно-славный, руку
В знак мира дай обиженному другу...
Тебя зову на помощь, Лионель,
Скажи вождям мирительное слово.

Нет! я молчу; мне все равно; и лучше
Разрознить то, чему нельзя быть вместе.

Ужель и здесь владычествует ад,
Столь гибельно смутивший нас в сраженье?
Скажите, кто зачинщик был? Тальбот,
Ты ль, выгоду свою пренебрегая,
Достоинство союзника обидел?
Но что начнешь, союз его отринув?
Не им ли ваш король на троне нашем?
Кого венчал, того и развенчать

Британия на наши берега...
Не победит, когда согласны будем:
Лишь Франция для Франции опасна.

Союзника надежного я чту,
Но долг вождя предателей беречься.

Кто пренебрег коварно благодарность,
Тому знаком и лжи язык бесстыдный.

Как, герцог, ты ль забудешь честь и руку
Подашь руке, еще облитой кровью
Предательски убитого отца?
Безумие поверить, чтоб дофин,
К погибели тобою приведенный,
Тебе свой стыд простить от Сердца мог.
Над бездной он и пасть в нее готов...
Ты ль сам свое творенье уничтожишь?
Здесь, здесь твои друзья; в союзе тесном

О мире я с дофином и не мыслил;
Но как молчать?.. Могу ль снести презренье
И дерзкую хвастливость пришлецов?

Не обвиняй горячности минутной.
Прискорбен вождь: победой он обманут;

В несчастии мы все несправедливы;
Спеши же с ним обняться; примиритесь,
Пока раздор еще не разгорелся.

Что скажешь, герцог? Кто душою прав,
Тому легко покорствовать рассудку;
Я убежден советом королевы.
Забудь мои поспешные слова
И руку мне залогом дружбы дай.

Согласен, вот рука; необходимость
Велит мне гнев правдивый укротить.

Надежен мир, подписанный мегерой.

В сраженье мы разбиты, полководцы,
И счастье не за нас; но бодрость нашу
Сразит ли неуспех? Пускай дофин,
Отчаяся в защите неба, ад
В сообщники зовет... напрасно губит
Он душу; ад его не защитит.
Будь дева их вождем победоносным —
За вас его разгневанная мать.

Нет, королева, мой совет; в Париж
Вам возвратиться; нам не нужно женщин.

Так, признаюсь, с тех пор как в стане вы,
Нам ни на что благословенья нет.

На вас глядит неблагосклонно ратник.

И ты за них! и ты к неблагодарным,
Филипп, пристал, ругаться надо мной!

Нет, королева, рать теряет бодрость;
Противно ей за вас идти в сраженье.

Возможно ль? Вас едва примирила —
И вы меня согласны уж отречься.
Но знать хочу, в союзе мы иль нет?
Не за одно ль сражаемся мы дело?

Не за одно; мы рыцарски стоим
За честь отечества, за наше право.

Я за отца убийцам отомщаю;
Сыновний долг вложил мне в руку меч.

Но, признаюсь, поступки ваши с сыном
И человечеству и божеству
Противны.

Про́клят будь он в чадах чад;
Над матерью своею он ругался.

Он мстил за честь супруга и отца.

Он быть дерзнул судьей моих деяний;
Он мать свою на ссылку осудил.
Мне, мне его простить? Скорей погибну!
Скорей, чем дать ему престол наследный...

Вы честь свою готовы посрамить.

Не знаете вы, слабые сердца,
Что чувствует обиженная мать.
Без меры я люблю и ненавижу;

Тем ненависть моя непримиримей.
Когда он грудь, питавшую его,
Дерзнул пронзить в богоотступной злобе:
Сама своей рукою истреблю
Я бытие, дарованное мною.
Но вы за что ведете с ним войну?
На трон его какое ваше право?
Обидой ли, нарушенным ли долгом
Он на себя навлек гоненье ваше?
О нет! корысть и зависть ваш закон.
Но мне он сын — властна я ненавидеть.

Так, мать свою по мщенью знает он.

Ругатели презренные, не вам
Правдивый свет коварством обмануть.
На Францию разбойнически руку
Простерли вы, британцы, — но по праву
Здесь шагу нет земли, подвластной вам;

Ты, обесславленный прозваньем: Добрый,
Не ты ль врагам свою отчизну продал?
Не ты ль отцов наследие пришельцу,
Грабителю отдал на разграбленье?
А все твердит язык ваш: справедливость.
О лицемеры, вас я презираю.
На мне личины нет; с лицом открытым
Иду на суд; пусть судит свет... Простите!

Вот женщина!..

Что делать, полководцы?
Все ль отступать иль, быстро обратившись,
Решительным ударом истребить
Бесславие последнего сраженья?

Мы слабы; все расстроены полки;
И ратником владычествует ужас.

Нас победил слепой, минутный страх —
Незапное могущество мгновенья;
Но робкого воображенья призрак
Исчезнет сам, увиденный вблизи;
И мой совет: с рассветом переправить
Через реку все воинство и стать
В лицо врагу.

Подумайте.

Но, герцог,
Что думать здесь? Минута драгоценна;
Теперь для нас один удар отважный
Решит навек: бесчестье или честь.

Так, решено, и завтра мы сразимся,

Все наше войско в страхе цепенеет.
Увидим мы: Тальботова меча
Осмелится ль отведать чародейка?
Когда она со мною выйдет в бой —
Тогда одним все кончено ударом;
Когда же нет (и, верьте, не посмеет),
Тогда и страх волшебный истреблен.

Дай мне, Тальбот, с ней выйти в поединок.
Не обнажив меча, ее живую
В виду всего их войска принесу
В британский стан.

Не слишком на себя
Надейся, Лионель

Сведи нас бог —
Ее ласкать рука моя не станет.
Теперь пойдем; истраченные силы

Но только день займется — на сраженье.

Мы стражу обошли — и вот их лагерь;
Нам мрак не изменил; теперь нора
С себя сложить покров безмолвной ночи;
Пусть в ужасе погибельную близость
Узнает нашу враг... Ударьте разом,
Воскликнув: бог и дева!

Бог и дева!

К оружию!

Огня! зажечь шатры!
Пускай пожар удвоит их тревогу!
Извлечь мечи! рубить и истреблять!

Иоанна, стой; свое ты совершила;
Мы введены тобой в средину стана,
И в руки нам врага ты предала —
Довольна будь, от боя удались
И нам оставь кровавую расправу.

Так, пролагай для войска путь победы;

Но до меча сама не прикасайся,
Чтоб о тебе не ведал бог сражений,
Обманчив он, и слеп, и беспощаден.

Кто путь мне заградит? Кто остановит
Мной властвующий дух?.. Лети, стрела,
Куда ее стрелок послал могучий.
Где гибель, там должна Иоанна быть;
Не в этот час, не здесь она падет;
Ей короля в короне видеть должно;
Доколь она всего не совершила —
Ее главы не тронет вражья сила.

Друг Дюнуа, пойдем за ней; пусть будет
Ей наша грудь защитой.

Дева! Дева!

Кто?

Дева в лагере!

Не может быть!
Как в лагерь ей зайти?

На облаках
Примчалась, с ней все бесы заодно!

Спасайтеся!.. бегите!.. все пропало!

Куда вы?.. Стой! Не видят и не слышат.
Разрушена покорность, страх бунтует:
Как будто ад все ужасы свои
Наслал на нас, и вдруг одно безумство
Постигло всех; и робкий и бесстрашный
Бегут; врагу отпора нет; весь лагерь
Внезапная погибель охватила.
Ужель во мне одном осталась память,
А всё вокруг меня в чаду безумства?
Итак, опять бежать от малодушных,
Во всех боях бежавших перед нами! —
Но кто ж сия владычица судьбы,
Ужасная решительница битвы,
Дающая и львиную отважность,
И ратный дух, и силу малодушным?
Обманщица ль под маскою геройства

И женщина ль — о вечный стыд! — исторгнет
Из рук моих награду славы?

Дева!
Беги! беги! спасайся, полководец!

Безумец! вот тебе мое спасенье!
Никто не смей о бегстве поминать!

Куда бежать?.. Кругом враги, везде погибель!
Там вождь разгневанный, карающим мечом

А здесь ужасная... повсюду, как пожар
Губительный, она свирепствует... И нет
Защитного куста, пещеры темной нет.
Зачем переплывал я море?.. Бедный! бедный!
Обманутый любимою мечтой, я здесь
Искал в бою прекрасной славы... что ж нашел?
Моей судьбы неодолимая рука
Меня в сей бой на гибель привела... Почто
Не на брегу моей Саверны я теперь,
В дому родительском, где матерь я покинул
В печали, где моя цветущая невеста?

О страх!.. Что вижу я?.. Ужасная идет;
Из пламени, сияя грозно, поднялась
Она, как мрачное страшилище из ада...

Куда спасусь?.. За мною огненные очи
Уж погнались; уже бросает на меня
Издалека неизбежимых взоров сеть;
Я чувствую, уже волшебный узел мне

Для бегства нет; я принужден — хоть вся душа
Противится — смотреть на смертоносный образ.

Подходит... Буду ль ждать, чтоб грозная ко мне
Приблизилась?.. Моля о жизни, обниму
Ее колена; может быть, ее смягчу;
В ней сердце женщины; слезам она доступна.

Стой! ты погиб; британка жизнь тебе дала.

Помедли, грозная; не опускай руки
На беззащитного; я бросил меч и щит;
Я пред тобой обезоруженный, в слезах;
Оставь мне свет прекрасной жизни; мой отец

Валлийской, где Саверна по густым лугам
Катит веселый свой поток; там много нив
Обильных у него; и злато и сребро
Он даст, чтоб выкупить единственного сына,
Когда к нему дойдет молва его неволи.

Обманутый, погибший, в руку девы ты
В неумолимую достался; из нее

Ни избавления, ни выкупа уж нет;
Когда б у крокодила ты во власти был,
Когда бы трепетал под тяжкой лапой тигра
Или детей младых у львицы истребил —
Тебе осталась бы надежда на пощаду.
Но встреча с девою смертельна... Я вступила
С могуществом, нездешним, строгим, недоступным,
Навек в связующий ужасно договор:
Все умерщвлять мечом, что мне сражений бог
Живущее пошлет на встречу роковую.

И, зримая вблизи, уже ты не страшна;
Всю душу мне пленил твой милый, кроткий лик...
Ах! женской прелестью и нежностью твоей
Молю тебя: смягчись над младостью моею.

Не уповай на нежный пол мой; не зови
Меня ты женщиной... Подобно бестелесным
Духам, не знающим земного сочетанья,
Не приобщаюсь я породе человека.
Престань молить... под этой броней сердца нет.

Душевластительным, святым любви законом,
Перед которым все смиряется, молю:
Смягчись; на родине меня невеста ждет,
Прекрасная, как ты, в прекрасном цвете жизни;
И ждет она возврата моего в печали.
О! если ты сама любовь знавала, если
Ждешь счастья от любви — не разрывай жестоко
Двух сочетавшихся любовию сердец.

Ты именуешь здесь богов земных и чуждых,
Не чтимых мной и мной отверженных; вотще
Зовешь любовь, не знаю я об ней, и вечно
Моя душа не будет знать ее закона.
Готовься жизнь оборонять — твой час настал.

Увы! смягчись моих родителей судьбою;
Они ждут сына... о своих ты вспомни, верно
И день и ночь они тоскуют по тебе.

Несчастный! ты ж родителей напомнил мне.
Но сколько здесь от вас бесчадных матерей!
И сколько чад осиротелых и невест,
Безбрачно овдовевших!.. Пусть теперь узнают
И матери британские, как тяжко тратить
Надежду жизни, милых чад! пусть ваши вдовы
Поймут, что значит скорбь по милых невозвратных!

Увы, погибну ли на чуже, не оплакан?

Но кто вас звал в чужую землю — истреблять
Цветущее богатство нив, нас из домов
Семейных выгонять и пламенник войны
Вносить в спокойное святилище градов?..
Мечтали вы, в надменности души своей,
Свободно дышащим французам дать неволю
И Францию великую, как челн покорный,
Пустить вослед за вашим гордым кораблем...
О вы, безумцы! наш державный герб прибит
К престолу бога; легче вам сорвать звезду
С небес, чем хижину единую похитить
У Франции неразделимо-вечной... Час
Возмездия ударил; ни один живой
Не проплывет в обратный путь святого моря,
Сей грани, божеством уставленной меж нами,
Которую безумно вы переступили.

И так погибнуть, смерть ужасную увидеть?..

Умри, друг... и зачем так робко трепетать
Пред смертию, пред неизбежною!.. Смотри,

Кто я? Простая дева; бедною пастушкой
Родилась я; и меч был чужд моей руке,
Привыкнувшей носить невинно-легкий посох...
Но вдруг, отъятая от пажитей домашних,
От груди милого отца, от милых сестр,
Я здесь должна... должна — не выбор сердца, голос
Небес меня влечет — на гибель вам, себе
Не в радость, призраком карающим бродить,
Носить повсюду смерть, потом... быть жертвой смерти.
И не взойдет мне день свидания с семьею;
Еще для многих вас погибельна я буду;
И много сотворю вдовиц; но наконец
Сама погибну... и свершу свою судьбу.
Сверши ж свою и ты... берись за бодрый меч,
И бой начнем за милую добычу жизни.

Итак, когда ты смертная, когда мечу
Подвластна, как и мы, — сразимся; мне, быть может,
За Англию назначено отмстить.
Я жребий свой кладу в святую руку бога;
А ты, призвав на помощь весь твой страшный ад,
Отступница, дерись со мной на жизнь и смерть.

Твой рок привел тебя ко мне... прости, несчастный!

О благодатная! что ты творишь со мною?
Ты невоинственной руке даруешь силу;
Неумолимостью вооружаешь сердце;
Теснится жалость в душу мне; рука, готовясь
Сразить живущее создание, трепещет,
Как будто храм божественный ниспровергая;

Но только повелит мой долг — готова сила;
И неизбежный меч, как некий дух живой,
Владычествует сам трепещущей рукой.

Ты здесь, отступница?.. Твой час ударил;
Тебя давно ищу на поле ратном;
Страшилище, созданье сатаны,
Исчезни; в ад сокройся, призрак адский.

Кто ты?.. Тебя послал не добрый ангел
Навстречу мне... по виду не простой
Ты ратник; мнится мне, ты не британец;
Бургундский герб ты носишь на щите,
И меч мой сам склонился пред тобою.

Проклятая! не княжеской руке
Тебя бы поразить; под топором

На плахе умереть — не с честью пасть
Под герцогским Бургундии мечом.

Итак, ты сам державный этот герцог?

Я!.. Трепещи, конец твой наступил;
Теперь тебе не в помощь чародейство;
Лишь робких ты досель одолевала —
Муж твердый ждет тебя...

Постой, Филипп;
Не с девами, но с рыцарями бейся;
Мы защищать пророчицу клялися;
Нам прежде грудь пронзить твой должен меч.

Я не страшусь ни хитрой чародейки,
Ни вас, рабов презренных чародейства.

Унизили вы рыцарскую храбрость;
Вы сан вождей на сан оруженосцев
Отступницы коварной променяли...
Я жду вас, бьемся... Тот в защите бога
Отчаялся, кто ад зовет на помощь.

Стой!

Прочь!

Ла Гир, останови их. Нет!
Не должно здесь французской литься крови;
И не мечом решить сей спор; иное
На небесах назначено; я говорю,
Остановитесь; мне внемлите; духу
Покорствуйте, гласящему во мне.

Зачем ты мой удерживаешь меч?

Готов упасть карательный удар,
Отмщающий отечества обиду.

Ни слова, Дюнуа... Ла Гир, умолкни.
Я с герцогом Бургундским говорю.

Что делаешь, Филипп? И на кого
Ты обнажил убийства жадный меч?
Сей Дюнуа — сын Франции, как ты;
Сей храбрый — твой земляк и сослуживец;
И я сама — твоей отчизны дочь;
Все мы, которых ты обрек на гибель,
Принадлежим тебе, тебя готовы
Принять в объятия, склонить колена
Перед тобой почтительно желаем,
И для тебя наш меч без острия.
В твоем лице, под самым вражьим шлемом,
Мы зрим черты любимого монарха.

Приманкою сладкоречивой мыслишь;
Но не меня тебе поймать; мой слух
Оборонен от сети слов коварных;
Твоих очей пылающие стрелы
От твердых лат души моей отпрянут...
Что медлишь, Дюнуа?.. Сразимся; биться
Оружием должны мы, не словами.

Сперва слова, потом удары; стыдно
Бояться слов; не та же ль это робость,
Свидетельство неправды?

Нас не крайность
Влечет к твоим стопам, и не пощады
С покорностью мы просим... оглянись!
Британский стан лежит в кровавом пепле,
И поле все покрыли ваши трупы;
Ты всюду гром трубы французской внемлешь...
Всевышний произнес: победа наша!

Но лаврами прекрасного венца

О! возвратись; враг милый, перейди
Туда, где честь, где правда и победа.
Небес посланница, сама я руку
Тебе даю; спасительно хочу я
Тебя увлечь в святое наше братство;
Господь за нас! все ангелы его —
Ты их не зришь — за Францию воюют;
Лилеями увенчаны они;
И белизне сей чистой орифламмы
Подобится святое наше дело;
Его символ: божественная дева.

Прельстительны слова коварной лжи —
Ее ж язык простой язык младенца;
И адский дух, вселившийся в нее,
Невинности небесной подражает.
Нет! страшно ей внимать... К мечу! мой слух,
Я чувствую, слабей моей руки.

Союзник мой... но разве миротворство,
Прощение обид есть дело ада?
Согласие ль из тьмы его исходит?
Что ж человечески-прекрасней, чище
Святой борьбы за родину? Давно ли
Сама с собой природа в споре, небо
С неправой стороны и ад за правду?
Когда же то, что я сказала, свято —
Кто мог внушить его мне, кроме неба?
Кто мог сойти ко мне, в мою долину,
Чтобы душе неопытной открыть
Великую властителей науку?
Я пред лицом монархов не бывала,
Язык мой чужд искусству слов... но что же?
Теперь тебя должна я убедить —
И ум мой светел, зрю дела земные;
Судьба держав, народов и царей

Ясна душе младенческой моей;

Что я? и что со мной?.. Какая сила
Мой смутный дух незапно усмирила?..

Нет! чувствую, не адский обольститель
Меня влечет; мне сердце говорит:
С ней бог, она небес благовеститель.

Молила я... лицо его безгневно!
Его глаза миролюбиво-ясны...
Скорей... покинуть меч... и сердце к сердцу!
Он плачет... он смиряется... он наш!