• Приглашаем посетить наш сайт
    Лермонтов (lermontov-lit.ru)
  • Жалоба Цереры

    ЖАЛОБА ЦЕРЕРЫ


    Снова гений жизни веет;
    Возвратилася весна;
    Холм на солнце зеленеет;
    Лед разрушила волна;
    Распустившийся дымится
    Благовониями лес,
    И безоблачен глядится
    В воды зеркальны Зевес;
    Все цветет — лишь мой единый
    Не взойдет прекрасный цвет:
    Прозерпины, Прозерпины
    На земле моей уж нет.

    Я везде ее искала,
    В дневном свете и в ночи;
    Все за ней я посылала
    Аполлоновы лучи;
    Но ее под сводом неба
    Не нашел всезрящий бог;
    А подземной тьмы Эреба
    Луч его пронзить не мог:

    И богам их страшен вид...
    Там она! неумолимый
    Ею властвует Аид.

    Кто ж мое во мрак Плутона
    Слово к ней перенесет?

    Вечно ходит челн Харона,
    Но лишь тени он берет.
    Жизнь подземного страшится;
    Недоступен ад и тих;
    И с тех пор, как он стремится,
    Стикс не видывал живых;
    Тьма дорог туда низводит;
    Ни одной оттуда нет;
    И отшедший не приходит
    Никогда опять на свет.

    Сколь завидна мне, печальной,
    Участь смертных матерей!
    Легкий пламень погребальный
    Возвращает им детей;
    А для нас, богов нетленных,
    Что усладою утрат?

    Парки строгие щадят...
    Парки, парки, поспешите
    С неба в ад меня послать;
    Прав богини не щадите:
    Вы обрадуете мать.

    В тот предел — где, утешенью
    И веселию чужда,
    Дочь живет — свободной тенью
    Полетела б я тогда;
    Близ супруга, на престоле
    Мне предстала бы она,
    Грустной думою о воле
    И о матери полна;
    И ко мне бы взор склонился,
    И меня узнал бы он,
    И над нами б прослезился
    Сам безжалостный Плутон.

    Тщетный призрак! стон напрасный!
    Все одним путем небес
    Ходит Гелиос прекрасный;
    Все навек решил Зевес;

    Ненавидя адску ночь,
    Он и сам отдать неволен
    Мне утраченную дочь,
    Там ей быть, доколь Аида
    Не осветит Аполлон
    Или радугой Ирида
    Не сойдет на Ахерон!

    Нет ли ж мне чего от милой,
    В сладкопамятный завет:
    Что осталось все, как было,
    Что для нас разлуки нет?
    Нет ли тайных уз, чтоб ими
    Снова сблизить мать и дочь,
    Мертвых с милыми живыми,
    С светлым днем подземну ночь?..
    Так, не все следы пропали!
    К ней дойдет мой нежный клик:
    Нам святые боги дали
    Усладительный язык.

    В те часы, как хлад Борея
    Губит нежных чад весны

    И леса обнажены:
    Из руки Вертумна щедрой
    Семя жизни взять спешу,
    И, его в земное недро
    Бросив, Стиксу приношу;
    Сердцу дочери вверяю
    Тайный дар моей руки
    И, скорбя, в нем посылаю
    Весть любви, залог тоски.

    Но когда с небес слетает
    Вслед за бурями весна:
    В мертвом снова жизнь играет,
    Солнце греет семена;
    И, умершие для взора,
    Вняв они весны привет
    Из подземного затвора
    Рвутся радостно на свет:

    Лист выходит в область неба,
    Корень ищет тьмы ночной;
    Лист живет лучами Феба,
    Корень Стиксовой струей.

    ́инственно слита
    Область тьмы с страною дня,
    И приходят от Коцита
    С ними вести для меня;
    И ко мне в живом дыханье
    Молодых цветов весны
    Подымается признанье,
    Глас родной из глубины;
    Он разлуку услаждает,
    Он душе моей твердит:
    Что любовь не умирает
    И в отшедших за Коцит.

    О! приветствую вас, чада
    Расцветающих полей;
    Вы тоски моей услада,
    Образ дочери моей;
    Вас налью благоуханьем,
    Напою живой росой,
    И с Аврориным сияньем
    Поравняю красотой;
    Пусть весной природы младость,
    Пусть осенний мрак полей

    И печаль души моей.




    Примечания

    томе). Перевод одноименной баллады Шиллера, в которой использован античный миф о браке Прозерпины (греч. Персефоны), дочери богини плодородия Цереры (греч. Деметры), с Плутоном, богом подземного царства (греч. Аидом). Согласно мифу, Прозерпина весной покидает владения Плутона и навещает мать; время ее пребывания на земле ознаменовывается пробуждением природы, цветением и плодородием (весна, лето, начало осени). Шиллер психологизирует античный миф, подчеркивая человечность материнского чувства богини. Жуковский эти черты усиливает. У Шиллера строфа 1 является

    вступлением от автора; у Жуковского с самого начала баллада дана как лирический монолог Цереры. В подлиннике более конкретно и детально изображено цветение природы («лопается ледяная кора», «юная лоза пустила почки»). У Жуковского это дано более отвлеченно («Снова гений жизни веет...»).

    Раздел сайта: