КУБОК
«Кто, рыцарь ли знатный иль латник простой,
Так царь возгласил, и с высокой скалы,
Но рыцарь и латник недвижно стоят;
И все безответны... вдруг паж молодой
И он подступает к наклону скалы
И воет, и свищет, и бьет, и шипит,
И вдруг, успокоясь, волненье легло;
И он, упредя разъяренный прилив,
Над бездной утихло... в ней глухо шумит...
«Хоть брось ты туда свой венец золотой,
Немало судов, закруженных волной,
И воет, и свищет, и бьет, и шипит,
Вдруг... что-то сквозь пену седой глубины
Он на берег вышел; он встречен толпой;
«Да здравствует царь! Кто живет на земле,
Стрелою стремглав полетел я туда...
Но богу молитву тогда я принес,
И смутно все было внизу подо мной
Я видел, как в черной пучине кипят,
И был я один с неизбежной судьбой,
И я содрогался... вдруг слышу: ползет
Чудесен рассказ показался царю:
Но царь, не внимая, свой кубок златой
В нем жизнью небесной душа зажжена;
Утихнула бездна... и снова шумит... |
Кубок. Начато в 1825 (?) г., закончено в марте (?) 1831 г. Напечатано впервые в «Балладах и повестях В. А. Жуковского», в двух частях. СПб., 1831; одновременно — в «Балладах и повестях В. А. Жуковского», СПб., 1831 (в одном томе). Перевод баллады Шиллера «Der Taucher» («Водолаз»). Шиллер построил сюжет на основе средневековых немецких легенд. Легенда XII века, на которую, вероятнее всего, опирался Шиллер, лишена романтических мотивов: причиной гибели пловца была якобы его жадность.
Жуковский вносит в балладу существенные изменения, У Шиллера проводится мысль о том, что боги, милостивые к людям, таят от них именно те ужасные тайны природы, знание которых невыносимо для смертного (см. «Кассандру»). Жуковский, в соответствии со своей концепцией «невыразимого» в природе (см. стихотворение «Невыразимое»), перестраивает идею баллады: человеку в принципе недоступно знание всего, что должно лежать, согласно божественной воле, за пределами человеческого разумения. Изменена Жуковским 20-я строфа: у Шиллера в рассказе юноши фигурируют сказочные «чуда» — драконы и саламандры; Жуковский заменяет их действительно существующими морскими чудовищами (скат, млат, однозуб и т. д.), и это
усиливает впечатление. По-иному изображена в переводе гибель судов в 11-й строфе. У Шиллера — «раздробленные киль и мачта только и спасались из всепоглощающей могилы». У Жуковского — не киль и мачта, а сами суда «мелкой назад вылетали щепой С ее неприступного дна». Стиховая структура баллады также несколько изменена — у Шиллера в каждой строфе трехстопным является только 2-й стих; у Жуковского — 2-й и 4-й.