• Приглашаем посетить наш сайт
    Одоевский (odoevskiy.lit-info.ru)
  • Эолова арфа

    ЭОЛОВА АРФА


    Владыко Морвены,
    Жил в дедовском замке могучий Ордал;
    Над озером стены
    Зубчатые замок с холма возвышал;
    Прибрежны дубравы
    Склонялись к водам,
    И стлался кудрявый
    Кустарник по злачным окрестным холмам.

    Спокойствие сеней
    Дубравных там часто лай псов нарушал;
    Рогатых еленей
    И вепрей и ланей могучий Ордал
    С отважными псами
    Гонял по холмам;
    И долы с холмами,
    Шумя, отвечали зовущим рогам.

    В жилище Ордала
    Веселость из ближних и дальних краев

    И убраны были чертоги пиров
    Еленей рогами;
    И в память отцам
    Висели рядами
    Их шлемы, кольчуги, щиты по стенам.

    И в дружных беседах
    Любил за бокалом рассказы Ордал
    О древних победах
    И взоры на брони отцов устремлял:
    Чеканны их латы
    В глубоких рубцах;
    Мечи их зубчаты;
    Щиты их и шлемы избиты в боях.

    Младая Минвана
    Красой озаряла родительский дом;
    Как зыби тумана,
    Зарею златимы над свежим холмом,
    Так кудри густые
    С главы молодой

    Вияся, бежали струей золотой«

    Приятней денницы
    Задумчивый пламень во взорах сиял:
    Сквозь темны ресницы
    Он сладкое в душу смятенье вливал;
    Потока журчанье —
    Приятность речей;
    Как роза дыханье;
    Душа же прекрасней и прелестей в ней.

    Гремела красою
    Минвана и в ближних и в дальних краях;
    В Морвену толпою
    Стекалися витязи, славны в боях;
    И дщерью гордился
    Пред ними отец...
    Но втайне делился
    Душою с Минваной Арминий-певец.

    Младой и прекрасный,
    Как свежая роза — утеха долин,

    Но родом не знатный, не княжеский сын:
    Минвана забыла
    О сане своем

    И сердцем любила,
    Невинная, сердце невинное в нем.

    На темные своды
    Багряным щитом покатилась луна;
    И озера воды
    Струистым сияньем покрыла она;
    От замка, от сеней
    Дубрав по брегам
    Огромные теней
    Легли великаны по гладким водам.

    На холме, где чистым
    Потоком источник бежал из кустов,
    Под дубом ветвистым —
    Свидетелем тайных свиданья часов —
    Минвана младая
    Сидела одна,

    И в страхе таила дыханье она.

    И с арфою стройной
    Ко древу к Минване приходит певец.
    Все было спокойно,
    Как тихая радость их юных сердец:
    Прохлада и нега,
    Мерцанье луны,
    И ропот у брега
    Дробимыя с легким плесканьем волны.

    И долго, безмолвны,
    Певец и Минвана с унылой душой
    Смотрели на волны,
    Златимые тихо блестящей луной.
    «Как быстрые воды
    Поток свой лиют —
    Так быстрые годы
    Веселье младое с любовью несут».

    «Что ж сердце уныло?
    Пусть воды лиются, пусть годы бегут,

    С любовию годы и жизнь унесут.» —
    «Минвана, Минвана,
    Я бедный певец;
    Ты ж царского сана,
    И предками славен твой гордый отец».

    «Что в славе и сане?
    Любовь — мой высокий, мой царский венец.
    О милый, Минване
    Всех витязей краше смиренный певец.
    Зачем же уныло
    На радость глядеть?
    Все близко, что мило;
    Оставим годам за годами лететь».

    «Минутная сладость
    Веселого вместе, помедли, постой;
    Кто скажет, что радость
    Навек не умчится с грядущей зарей!

    Блаженству конец;
    Опять ты царица,
    Опять я ничтожный и бедный певец».

    «Пускай возвратится
    Веселое утро, сияние дня;
    Зарей озарится
    Тот свет, где мой милый живет для меня.
    Лишь царским убором
    Я буду с толпой;
    А мыслию, взором,
    И сердцем, и жизнью, о милый, с тобой».

    «Прости, уж бледнеет
    Рассветом далекий, Минвана, восток;
    Уж утренний веет
    С вершины кудрявых холмов ветерок».—
    «О нет! то зарница
    Блестит в облаках;
    Не скоро денница;
    И тих ветерок на кудрявых холмах».


    Мне слышался шорох и звук голосов». —
    «О нет! встрепенулись
    Дремавшие пташки на ветвях кустов». —
    «Заря уж багряна». —
    «О милый, постой». —
    «Минвана, Минвана,
    Почто ж замирает так сердце тоской?»

    И арфу унылый
    Певец привязал под наклоном ветвей:
    «Будь, арфа, для милой
    Залогом прекрасных минувшего дней;
    И сладкие звуки
    Любви не забудь;
    Услада разлуки
    И вестник души неизменныя будь.

    Когда же мой юный,
    Убитый печалию, цвет опадет,
    О верные струны,
    В вас с прежней любовью душа перейдет.

    Веселие в вас,
    И друг мой узнает
    Привычный, зовущий к свиданию глас.

    И думай, их пенью
    Внимая вечерней, Минвана, порой,
    Что легкою тенью,
    Все верный, летает твой друг над тобой;
    Что прежние муки:
    Превратности страх,
    Томленье разлуки,
    Все с трепетной жизнью он бросил во прах.

    Что, жизнь переживши,
    Любовь лишь одна не рассталась с душой;
    Что робко любивший
    Без робости любит и более твой,
    А ты, дуб ветвистый,
    Ее осеняй;

    И, ветер душистый,
    На грудь молодую дышать прилетай».


    Задумчивых долго очей не сводил...
    Как бы неизвестный
    В нем голос: навеки прости! говорил.
    Горячей рукою
    Ей руку пожал
    И, тихой стопою
    От ней удаляся, как призрак пропал...

    Луна воссияла...
    Минвана у древа... но где же певец?
    Увы! предузнала
    Душа, унывая, что счастью конец;
    Молва о свиданье
    Достигла отца...
    И мчит уж в изгнанье
    Ладья через море младого певца.

    И поздно и рано
    Под древом свиданья Минвана грустит.

    Один лишь нагорный поток говорит;
    Все пусто; день ясный
    Взойдет и зайдет —
    Певец сладкогласный
    Минваны под древом свиданья не ждет.

    Прохладою дышит
    Там ветер вечерний, и в листьях шумит,
    И ветви колышет,
    И арфу лобзает... но арфа молчит.
    Творения радость,
    Настала весна —
    И в свежую младость,
    Красу и веселье земля убрана.

    И ярким сияньем
    Холмы осыпал вечереющий день:
    На землю с молчаньем

    Сходила ночная, росистая тень;
    Уж синие своды
    Блистали в звездах;

    И ветер улегся на спящих листах.

    Сидела уныло
    Минвана у древа... душой вдалеке...
    И тихо все было...
    Вдруг... к пламенной что-то коснулось щеке;
    И что-то шатнуло
    Без ветра листы;
    И что-то прильнуло
    К струнам, невидимо слетев с высоты...


    Поднялся протяжно задумчивый звон;
    И тише дыханья
    Играющей в листьях прохлады был он.
    В ней сердце смутилось:

    Свершилось, свершилось!..
    Земля опустела, и милого нет.

    От тяжкая муки
    Минвана упала без чувства на прах,

    Над ней застенали в смятенных струнах.
    Когда ж возвратила
    Дыханье она,
    Уже восходила

    С тех пор, унывая,
    Минвана, лишь вечер, ходила на холм
    И, звукам внимая,
    Мечтала о милом, о свете другом,

    Где все не на час —
    И мнились ей звуки,
    Как будто летящий от родины глас.

    «О милые струны,

    Уж клонится юный
    Главой недоцветшей ко праху цветок.
    И странник унылый
    Заутра придет

    Цветок мой?.. и боле цветка не найдет».

    И нет уж Минваны...
    Когда от потоков, холмов и полей
    Восходят туманы

    Две видятся тени:
    Слиявшись, летят
    К знакомой им сени...
    И дуб шевелится, и струны звучат.




    Эолова арфа. Написано в ноябре 1814 г. Напечатано впервые в журнале «Амфион», 1815, кн. III. Принадлежит к числу оригинальных баллад Жуковского. Как в балладах «Алина и Альсим» и «Эльвина и Эдвин», тема «запрещенной любви» имеет здесь автобиографический смысл (см. примечания к указанным балладам). Автобиографический сюжет облечен в формы «оссиановской» поэзии (средневековый колорит, любовь бедного певца и владелицы замка). Атмосферу «оссианизма» создают также имена и названия — Ордал, Минвана (термин «оссианизм» происходит от имени легендарного поэта Оссиана, — см. Дж. Макферсон «Поэмы Оссиана», 1762—1765). Морвена — название страны в одной из песен Оссиана. Жуковский совмещает оссиановскую сумрачную таинственность с поэтическим лиризмом, характерным для его собственной поэзии этих лет. Замечателен любовный диалог Минваны и Арминия, некоторыми чертами напоминающий сцену прощания Ромео и Джульетты в трагедии Шекспира (3-й акт). Образ оставленной на дереве арфы, своим звучанием напоминающей о певце, навеян стихотворениями Фр. Маттисона «Lied aus der Ferne» («Песнь издалека») и И. И. Дмитриева «Лира».

    Белинский писал об «Эоловой арфе»: «...она — прекрасное и поэтическое произведение, где сосредоточен весь смысл, вся благоухающая прелесть романтики Жуковского» (Полное собрание сочинений, т. VII, стр. 171).

    Раздел сайта: